Автор: Сергей Скрипаль

Старший лейтенант. Направлен в хирургию. Нет правой ноги. Укрыт по грудь простыней. Руки – поверх. Простыня, проваленная в безногом месте, постоянно пропитывается чёрно-красным, кровь капает сквозь брезент носилок. Лейтенант при памяти, что-то шепчет постоянно, кривится от боли и крутит в руках нательный крестик на цепочке. Это так странно, крестик и офицер, как-то нелогично, неправильно, поскольку религия и Советская армия никак не совмещаются. Не то чтобы уж запрет-запрет, но неприятности вполне вероятны.

          Нести старшего лейтенанта тяжело. Остановились передохнуть. Напарник закурил в сторонке. Старлей глазами показал, чтобы я наклонился к нему. «Возьми, — слабо прошептал он, — возьми! Может быть тебя Он спасёт». Выронил из ладони крестик и закрыл глаза.

          Позже встретил этого офицера, он хмуро сидел на скамейке в засыпанной осенней листвой аллее. Попытался вернуть крестик, но бывший хозяин резко отказался.

          Не сохранился крестик, затерялся где-то. Если бы на шее носил – уцелел бы. А так, перекладывал из кармана в карман. Вот и обронил где-то. Но, кто знает, может, сохранил меня подарок инвалида – старшего лейтенанта.

Госпиталь жил почти фронтовой жизнью. Каждый день, вернее, по вечерам, от Тузельского военного аэродрома приходила колонна «таблеток»- санитарных машин с красным крестом в белом круге на борту. Из них выгружали «двухсотых» (убитых) и «трёхсотых» (раненых или искалеченных).

          Когда пришла пора перейти в команду выздоравливающих, меня прикомандировали в приёмный покой. До поздней ночи мы таскали носилки с телами, причём не всегда понимали, труп лежит на окровавленном брезенте или всё же живой человек. Относили к душевым, там за них брались санитары, раздевали, смывали грязь, копоть и кровь, делали первые перевязки, и мы разносили живых по отделениям.

Кормили в военном госпитале вполне прилично. Плюс совсем забытые вилки и чайные ложечки, не говоря уже о белых скатертях и подавальщиках-«официантах» – солдат из выздоравливающей команды.

          Ох и дураками же мы были, гордились, что раненым или контуженым полагался на ужин творог со сметаной и сахаром и стакан кипячённого молока. Многие из нас не любили кипячёное молоко, отдавали его всем желающим, а вот творог – нет, лопали сами забытое с «гражданки» блюдо.

          Действительно, уход был очень хорошим. Военные врачи, многие с большими звёздами на погонах, относились к нам не как к солдатам, просто, как к пациентам, по-доброму, с сочувствием и благожелательно. Может быть именно потому и мы не допускали каких-то крупных «залётов».

Как я туда попал – совершенно не помню. Это уже потом, из рассказов однополчан сложилась картинка: вертолётом из Кандагара в Шинданд, а оттуда уже самолётом в Ташкент. Впрочем, не важно это, таких историй тысячи было.

          Запомнился дух госпитальный, как-то по-домашнему что ли было. Не буду описывать состояние людей, попавших в белое царство простыней и подушек после пыльных окопов, сна на камнях, вечного состояния усталости, недосыпа и неуверенности в завтрашнем дне. Скажу только, что в этом казенном доме было на удивление уютно.

Идёшь бывало по осеннему проспекту, шуршишь палой листвой. Хорошо. И дышится, и думается легко, с грустинкой некоторой.

Под ногу попадётся каштан, слегка пнёшь его носком, он завертится, покатится, поблёскивая лаковыми боками.

Полезная штука этот самый каштан.

Из старинного рецепта, аж от самого Ивана Васильевича. В старом сундуке найден рецепт-то.

Тринадцать орехов каштана (сама по себе цифра какая!) мелко размолоть без кожуры и залить поллитрой. Сами знаете, чего. Поставить в тёмное место минимум на месяц. Потом натирать суставы. Греет. Как под осенним тёплым солнышком.

Собственно, почему от Ивана Грозного? Разве были тогда тетради в косую линейку и химические карандаши? А с другой стороны, из уст в уста, из уха в ухо, так и дошёл рецептик до наших дней. И ведь помогает, что характерно.

Возвращаюсь из командировки. Поездом. В соседнем купе дембеля.
Шумные, гордые, слегка под хмельком.

В спортивных гражданских костюмах, в кроссовках, но в обязательных пятнистых беретах, то и дело сдвигаемых на затылки.

На остановках так же шумно курят, разглядывают девчонок, смеются, рассказывают проводнице (тихой спокойной немолодой женщине), как армия сделала из них мужчин. И они все, без исключения, рады, что служба случилась в их жизни.

Заскакивают в вагон, смешно, словно полевые кузнечики. Долго, до самого утра перебивают друг друга, торопятся сообщить, какая блестящая жизнь их ждёт дома.

Неужели в ноябре 81-го года мы были такими же глупыми и наивными?
Счастья вам, парни!

Осень. Идём из детского сада с дочерью через парк.
Дочь то и дело вырывает ладошку из моей руки, собирает жёлуди, листья, веточки и без умолку пересказывает сюжет какого-то латиноамериканского сериала. Вполуха слушаю.

– Представляешь, он над ней надругался! – трагическим голосом продолжает дочь, счищая пальчиком травинку с каштана.

– Как это? – вполне серьёзно останавливаюсь, пытаясь вникнуть.

Дочь заступает дорогу, поднимает лицо с широко-широко распахнутыми глазищами:

— Над-ру-гал-ся! — громко и выразительно объяснила.

Как-то по просьбе одной знакомой перегонял её машину из одного города в другой. Девушке смелости не хватило проехать туда-сюда, только туда осилила. Ладно, бывает. Откликнулся! Ёлки-палки… я по-другому, конечно, высказался про себя, когда увидел то, что пришлось гнать в краевую столицу.

Мама родная, «пипочка», «няшечка», «хрюшечка»! Эта четырёхколёсная повозка была розовее розовой попки младенца! С обязательными рюшечками, ресничками и рулём в розовых оттенках с розочками.

Господи, такого стыда я давно не испытывал… (даже сейчас вздрогнул). Но уж коли пообещал, надо исполнять.

И я ехал по трассе, жал на «гашетку», обгонял разных там. По сторонам не смотрел. Боже мой! Я сделал это. Среди бела дня!

От магарыча отказался.

3 июня много лет назад у подъезда к министерству образования очередь. Люди постепенно втягиваются в огромные двери и исчезают в хищно разинутой пасти лифта. У каждого в руках большая картонная коробка, достаточно тяжёлая, судя по покрасневшим лицам и учащённому дыханию посетителей.

Председатель региональной медальной комиссии, морща недовольно носик, заглядывает в одну из коробок, что приволокли родители будущих Золотых Медалистов, красы и гордости города и края, по–мышиному быстро оглядывает горы продуктов: балыков, копчёностей, клубники–черешни:

– Угу, угу, а икра – то где?!