Я совершил не одну, а много глупостей. Но, главная, — дал ей номер своего мобильника. Ей — это моей однокласснице Маше Фроловой. Мы случайно встретились в прошлом году, и я, обрадовавшись, затащил ее в кафе, где мы и просидели до полуночи. Сидели, вспоминая то время, когда мне нравились все девушки вокруг кроме нее, а она была тихо влюблена в меня и страдала от отсутствия взаимности.
— А помнишь Машик, я встретил тебя за день до отправки в часть?
— Помню, — улыбнулась она, — я не видела тогда тебя уже год, и, в принципе, переболела тобой. А ты?
Память вернула меня в тот июньский день.
Уже с наголо обритой головой я бежал по улице частного сектора, вплотную примыкавшего к нашему микрорайону. Повернув в проулок, я обалдело остановился. Девушка, идущая мне навстречу, могла быть кем угодно — только не Машкой. Легкая и изящная, за какой-то год утратившая подростковую угловатость. Большие васильковые глаза, мягкий овал лица. Тоненькое, коротенькое платье, стройная фигурка, грива каштановых волос. Покачнувшись на выбоине дороги, легко всплеснув руками, поймала равновесие и остановилась передо мной.
— Привет, — ее голос прозвенел чистым серебром.
— Привет, — пробормотал я.
— Ты чего такой лысый? Жарко?
— Нет, — завтра в армию….
— Удачи тебе, — и, качнув бедрами, пошла дальше.
Я ошарашенно смотрел вслед, пока она не скрылась за углом…
—Я что, сильно изменилась?
Я поднял глаза на сидящую передо мной Машу.
Усталое лицо и сеть морщинок. Взрослая тридцатидвухлетняя женщина. Хорошая фигура, неплохо одета. Каштановой гривы нет — выкрашена в рыжий цвет.
— У меня дочка. Пятнадцать лет…..Рановато родила…..Так получилась. Отца у нее нет с рождения. Так и живем вдвоем. А у тебя как?
— Сын, два с половиной года, жена, работа — все как у многих.
— Два с половиной ? Не поздновато решились?
Я недоуменно повел плечами — как смогли так и решились….Какая разница возраст…..
— А ты изменился — молодо выглядишь. И в плечах раздался. Только в висках волоски седые, -протянула руку и потрепала по коротко остриженому ежику, — и голос твердый стал какой-то…
Мы все говорили и говорили, не замечая времени.
Оказывается, они каждый год встречаются классом. Меня потеряли. Я удивленно посмотрел на нее:
— Отец-то у меня живет там же, где и прежде. Зашли бы к нему….
Она неловко замялась:
— Ну, вот, в принципе все и разрешилось, — я встретила тебя. У тебя есть телефон?
— Есть, конечно есть…Запиши … — дал ей номер сотового. Потом расплатился, и мы вышли из кафе. Я довез ее домой. На прощание она мазнула меня в губы быстрым поцелуем:
— Я обязательно тебе позвоню…
Это было год назад.
Я почти забыл эту встречу. Забыл, как забывал все то, во что не считал нужным верить. И вдруг — звонок. Усталый, отчаянный голос:
— Ты не мог бы со мной встретиться? Сегодня вечером.
Я растерялся:
— Нну, давай….
Подъехал к кафе. Она уже сидела за столиком. Нервно курила. Отодвинул стул, сел. Она подняла глаза, красные, заплаканные.
— Я тебя слушаю.
Она жадно затянулась. Посмотрела на мои руки, положенные на стол. Снова подняла глаза:
— Ты сильный, — утвердительно и неожиданно твердо сказала она.
Я иронично поднял левую бровь.
— У меня проблема… Большая проблема…
Я перевел взгляд с нее на прокуренное пространство кафе.
— Ты меня не слушаешь! — истерично вдруг закричала она. — Меня никто не слушает, все проблемы — только мои проблемы, я никому не нужна со своими проблемами. — Вдруг упала лицом в ладони и заплакала.
Я сидел и смотрел на нее, пережидая взрыв истерики. Она подняла голову:
— Я все поняла… — резко вскочив, схватила сумочку и стала рыться в ней в поисках денег. Швырнула несколько скомканных бумажек на кофейное блюдце и побежала мимо меня, огибая столик. Перехватил за руку и насильно усадил на стул:
— Ты пригласила меня , чтобы закатить истерику ?
— Нет, просто я так устала…
— Маш, говори дело…
Она начала сбивчиво и быстро рассказывать…..
История была проста, но банальна ли? Ее дочка влюбилась… Первая любовь, понимаете ли….В этакого, как я люблю определять подобный тип современных мальчиков, бомбиста-нигилиста. Отрицание всего и вся, отсутствие авторитетов и кумиров, пацифизм и полный пофигизм, осложненный полнейшим раздолбайством и отягощенный употреблением наркоты. Бедная Лиза и идея перевоспитания мятежной души. Я слушал ее, понимая, к чему она клонит. Интересно, а она осознает, что наркомания практически неизлечима, и у меня есть семья и ребенок, и она не просто осложняет мне сейчас жизнь…
— Вот так все и получилось — закончила она.
Я изобразил на лице понимание. Неделю назад дочь ушла из дома и не вернулась.
— Но сейчас я знаю, где она. У меня есть адрес этого притона.
Я посмотрел на нее. Интересно, как быстро я превратился для нее в оружие для достижения поставленной ею цели. Нет, про меня сейчас она не думает. Если я туда пойду, и со мной что-то случится, какие чувства она испытает? Я спросил:
— Ну, а что милиция?
— Милиция не хочет связываться с наркоманами.
— А отец? Ведь у нее есть отец?
— Он сказал: «Это твои проблемы, милая!»
Я еще раз посмотрел на нее. Склонил голову и подумал о своих. Снова поднял глаза и медленно спросил:
— У тебя есть ее фотография?
Маша достала из сумки карточку. На меня взглянули знакомые глаза. Совсем ребенок. Снова устало посмотрел на нее.
— Я … — произнесла она и взяла мою руку в свою. — Я тебе ….
— Что ты мне? — усмехнувшись, медленно и с расстановкой произнес я, глядя на нее в упор.
Она положила руку мне на грудь:
— Я все для тебя сделаю…Помоги мне…
Я усмехнулся:
— Оставь для дочери свое внимание и понимание!
Резко встал:
— Поехали!
— Ты поедешь один?
— Нет, хммм…я не настолько глуп.
В машине достал телефон. Кому позвонить? Юрке? Точно, Юрке!
Юрка Уфимцев — бывший афганец .
Познакомились случайно. Лет пять назад ехал домой с тренировки и заснул в трамвае, забыв оплатить проезд. На конечной попытался взять, но контролеры придрались. Я стал спорить. Позвали стоявший на остановке наряд милиции. Те стали тащить в отделение. В этот момент мимо проходила поддатая компания мужиков, у которых, видно, чесались руки. Разогнали этот, а потом еще несколько таких же нарядов, попутно отобрав у них дубинки. Так я очутился в славной компании Юрки и его однополчан-десантников, праздновавших свой праздник души. Узнав что я был в Таджикистане, был взят за жабры ими со всей серьезностью. В общем, в этот день, а точнее далеко за полночь, я был принесен и оставлен около родной двери, прислоненным лбом к кнопке дверного звонка. Изумленная жена, пожалуй, никогда еще не видевшая меня в таком виде, долго не могла совладать со мной. По ее словам, попав в постель, я долго хохотал, рассказывая, с какими замечательными ребятами только что познакомился, не давая ей спать.
В общем, такой Юрка был и в жизни. Озорные огоньки в его глазах гасли редко. Так завязалась наша дружба. Дружба двух совершенно разных людей. Года три назад он умудрился стать бизнесменом. Мелкий такой бизнес. Несколько ларьков со сникерсами и прочей мелочевкой давали кусок хлеба с маслом. Стал представительным, купил поношенного сто восьмедесятого «мерина» и подарил жене свою более новую девятку. Но в одночасье посолиднев, не потерял задора и продолжал иногда куролесить по-черному, если представлялся удобный случай.
Только Юрка мог согласиться на такую авантюру: ехать со мной в какие-то трущобы на другой конец города, выручать неизвестную ему девчонку, дочь неизвестной ему женщины.
— Юрик, привет, — сказал я в телефон.
— Татарчонок, — загромыхал он басом в трубку, — Давай ко мне. Жена наготовила пельменей.
— Еду-еду, — сразу согласился я. — Сейчас тебе блюдо почище пельменей привезу.
— Да ну! Какое? — заинтригованно спросил он.
— Не торопись, Юрец, сейчас попробуешь….
Я закончил рассказывать ему. Он посмотрел на меня как будто первый раз в жизни:
— На кой тебе это, Татарин? Ты вроде женат. Ты ее что, того…?
— Юрик, ты где служил ?
— В ДШБ…Но при чем тут это?
— Тебе нравилось ?
— Да в общем-то…
— А почему ?
— Ну, мы могли то, что не мог никто.
— Так вот, оставь мои гормоны в покое. Я вообще живу на редкость в согласии с ними. Там ждет человек и мы для него — последняя инстанция.
— Мммммммм, — покрутил головой Юрик., — Да вот последняя ли… Идеалист ты, Татарин, потому и пользуют тебя направо и налево, кому не лень.
Я поднялся:
— Ладно, хрен с тобой, поеду один!
— Да погоди ты, — в глазах Юрки зажглись знакомые огоньки, — Только чур, по-взрослому играть… Пошли,переоденемся. У меня куртки камуфляжные есть и фонари возьмем. Печёнкой чувствую — кровавое будет дело. Нюх у меня на это.
Мы медленно ехали по темной улице на окраине города. Я, высунувшись в открытое окно с фонарем, лучом света отыскивал номера. Возле двадцать седьмого дама Маша схватила меня за плечо:
— Это здесь. Пятый этаж, квартира девятнадцать.
Cтали подниматься по лестнице в темноте.
— Блин, Татарин! — сказал Юрка, — Вот возьмут нас за задницу, за проникновение в чужое жилище.
Я в душе был с ним согласен.
—Темно здесь еще. Черт ногу сломит.
— Свети на двери! – пробурчал Юрка.
Остановились около давно не крашенной двери. Номера не было. Глазка тоже. Черная дырища и болтающиеся проводки дверного звонка. Для успокоения совести обвели лучом света по другим дверям.
— Черт! — снова выругался Юрик. — Лампочки повесить не могли.
— Юр, здесь живут нарки. Какие лампочки?
— Стучаться будем? – усмехнулся Юрка и забухал кулаками в дверь.
Долго никто не отвечал. Наконец торчёный голос из-за двери протянул:
— Кто?
— Кто-кто… Водопроводчики. Сейчас будем вам трубы починять.
За дверью затихли.
— Вот торчок хренов, упал он там что-ли… — Юрка поднял снова руку.
— Юр, погоди. Они вежливости не понимают. Давай, как вы в ДШБ входили. —
— Это как? — недоуменно спросил Юрка.
— Ты что, Юрец! — я подпрыгнул и ударил правой ногой в район замка.
Дверь с хрустом слетела с петель.
— Давай, Татарин! — зорал Юрка, влетая за мной в квартиру. — Ищи эту телку и валим отсюда — соседи ментов вызовут.
Узкий коридор был освещен слабым светом пыльной лампочки. Прямо передо мной стоял худощавый черноволосый парень. Выбросил наискось снизу вверх правую руку. «Смешной, — успел подумать я, — ударить хочет. Ххеххх… таких десяток нужен, чтобы меня завалить.» Но в какой-то момент, хоть и с опозданием, отшатнулся назад и сразу увидел блеснувшее тусклым светом, в летящей ко мне руке, лезвие. Сразу вперед — удар в коленную чашечку. Удивился, когда он не упал. Удар пальцами в кадык и сразу — же перехватываю запястье, тяну чуть вверх и вбок. Хрустит кость и бритва падает в темень на полу. Поворачиваюсь назад и вижу Юрку, бьющего левой рукой в лицо второму наркоману.
— Юрка! – кричу, — Вырубай его. Обдолбленные, они боли не чувствуют.
— Сейчас, — пыхтит Юрка в ответ.
Доводит удар ногой в лицо. Наркоман влипает головой в стенку и сползает по ней, оставляя кровавые полосы.
Разворачиваюсь назад и вслушиваюсь в тишину.
— Татарин, — напряженно шепчет Юрка. – Быстрей ищи девку, и уходим.
Включаю фонарь и иду по комнатам. Юрка еле слышно топает сзади. Свет луча проявляет тела, лежащие вповалку на грязных матрацах или просто на полу. Под ногами похрустывают осколки. Всматриваюсь в лица. Никого не беспокоит свет фонаря. Последняя комната. Вот она. Свет выхватывает знакомые каштановые волосы.
— Нашел?- напряженно спрашивает Юрка.
Достаю из кармана фотографию — в свете фонаря сравниваем. Все — точно она!
— Но если ошиблись, я сюда больше не пойду, — ворчливо предупреждает Юрка.
Трогаю девушку за голое плечо. Она открывает глаза и садится. Как есть — вся голая. Расширившимися глазами смотрит на фонарь. И вдруг, дико визжа, растопырив руки, бросается на нас.
Все. Мне это надоело. Делаю шаг в сторону и бью под горло и, вцепившись рукой в волосы, вложив всю свою злость, бью под подбородок. Девушка складывается как кукла.
— Все, Татарин, все, — шепчет Юрка. — Бери ее и ходу, хромоногие, ходу.
Бежим вниз по лестнице. На ходу открываю заднюю дверь девятки, бросаю девчонку к матери на заднее сиденье.
— Татарин,ты поведешь, — слышу Юркин голос.
— Почему?
— Давай за руль, быстро! — Юркин голос зол.
Не помню я у него такого голоса. Выезжаем на трассу и видим, как по встречной полосе быстро несутся две патрульные машины.
Отьехав километр, Юрка просит меня:
— Татарин, посмотри , что у меня там в плече торчит.
Съезжаем на обочину. Сзади счастливая Маша гладит дочь по лицу. Смотрю на Юрку. В правом плече торчит отвертка.
— Юрк, говорю, — это отвертка.
— Ну да — а ты, что, ожидал увидеть попугая? — морщась от боли говорит он. -Значит так, давай меня домой. Устал я что-то от вас сегодня. А потом своих красавиц вези от меня к чертям собачьим… И чтобы больше я их не видел. Да не трогай ты эту отвертку, сейчас кровищи будет…. Заезжаем к нему во двор.Ставлю машину в гараж. Вытаскиваю отвертку из плеча и туго бинтую поверх одежды. Юрка морщиться. Давай вали отсюда со своими бабами — сейчас Ленка все увидит — мало не покажется.
Юрк канючу я — тебе в больницу надо….
Слушай да иди ты …
Он быстро идет к дому. Закутываю девочку в свою куртку и беру на руки. Мы идем к моей Волге. Завожу двигатель и мы едем в городской наркодиспансер. В приемном покое Маша мне улыбается — спасибо тебе. Мы завтра встретимся — я позвоню.
Слушай — говорю я ей устало. И вдруг какая то пружина во мне распрямляется со страшной силой.
Я ору на нее вкладывая в свои слова ту брань которую только мог вспомнить, останавливаясь чтобы набрать в легкие воздух. Она поворачивается и уходит. Стоящий рядом немолодой врач испуганно трогает меня за плечо. Молодой человек — у вас вся щека в крови. Прикасаюсь к лицу. Так и есть порез. Врач уводит меня в приемную. Промывает и дезинфицирует рану. Я тихо бормочу ему спасибо. Бреду к машине и с пробуксовкой рву ее с места.
На следующий день позвонила жена Юрки:
— Срочно приезжай, — холодно бросила она в трубку.
Открыла дверь. Не ответила на моё приветствие. Юрка валялся в кровати с температурой:
— Ну, что? — спросил он, имея в виду жену, — Не разговаривает ? Дааааа… она мне тут вчера устроила… Содом и Гоморра отдыхают… Ну, ничего, отойдет. Вот, что, земеля, волоки меня в госпиталь к корешку моему. Что-то плечо мне не нравится.
Юркин друг долго ковырялся блестящими крючками у него в ране:
— Ну, вы даете, мужики, на старости-то лет. Ладно, ты езжай, а ты, Юрик, пару неделек у меня отдохнешь. Похоже на сепсис начинающийся…
— Эх, резать бы вам все, да резать, — буркнул Юрка.
— Ничего, — захохотал хирург, — Если сможешь после процедур, компанию в шахматы будешь мне составлять.
Через две недели Юрку забирали из больницы. В машине, пользуясь отсутствием жены, отправившейся вручать магарыч врачу, зашептал на ухо:
— Татарин, ты на следующие выходные свободен?
— Свободен.
— Повезешь нас на рынок . Ленке шубу будем покупать. Умасливать ее надо. Сам понимаешь.
— Юрка, да о чем разговор. Были бы деньги — сам ей купил.
— Нет, все нормально. Давай за нами часиков в девять подъезжай.
На базаре долго бродили по павильонам. Юрка приценивался, Ленка примеряла.
— Кусаются шубки, — бормотал Юрка, скользя взглядом по бирочкам с ценами. Внезапно он повернулся:
— Вот, гляди, красавица с хвостами….двести тысяч. Надо – же, сегодняшняя цена крови офицера в Чечне. Человек и шуба… Именно столько получит его семья если… Оглянулся на нескольких девиц, примеряющих шубы, и повысил голос: — А вот смотри, восемьдесят тыщь — это солдат.
Я положил руку ему на здоровое плечо. Ленка прислушалась и, подойдя, обняла нас за шеи:
— Не понимаю я вас, воевавших, — тяжело вздохнула, — И не смогу, наверное. Глупые и безрассудные вы. Но мужики стоящие и лучше вас нет и не надо…
Шубу мы ей, кстати, купили. За двадцатник. Искусственную, конечно.
Хорошо, Татарчонок! Ох, хорошо!
Дела давно минувших дней…. Преданья старины далекой. Уже и Юрки т нет….
И отношение изменилось до — ¨Да ну его нахрен!¨
Кто из нас не совершает глупостей? У каждого — свой воз и маленькая тележка! А такой глупостью можно только гордиться. Хоть и опасная она..
Знаешь Ленчик, нельзя этой глупостью гордиться. Ну нельзя. А свои семья, дети роли не играют? А Юрка? Его жизнь ничего не стоит? Я в какой то момент сильно задумался, вот случись что, кто о моих позаботиться? И вдруг оказалось, а кто должен о них заботиться? Я! Те проблемы было просто решить. Взять и пойти в милицию. Нет, в прокуратуру. Решили бы! И еще как. А если бы мы там остались или кто-то из нас? Это не война…тут другое.
То, что вы не должны были туда идти, с этим согласна. Конечно это было опрометчиво. Я имею в виду, что мы порой совершаем глупости, за которые просто стыдно. Даже перед собой. Назад не отмотаешь, ничего не исправишь. Вот на фоне таких глупостей ваша кажется героической.