О жизни и немного о себе
Не успел поздравить, всех кого знаю и уважаю, с этим праздником. Был занят, уезжали. Поэтому только теперь — с праздником вас ребята. И конечно в этот день — мира вам и здоровья, а ровно и вашим семьям!
Ну а чтобы было понятнее, где шлялся, специально снял фотографии из города Таганрога. Есть там один дом. Такой неприметный, но все же интересный дом.
На встречах с читателями иногда задают вопрос, как я отношусь к тому, что сейчас происходит в стране, в мире. Историю рассказываю.
Как-то раз дело было. Ангина и, как следствие, абсцесс. Паратонзиллярный, если что. Ну, это для медиков. Ужасно неприятная штука, главное, дышать тяжело. Так-то терпимо. В общем, скорая помощь и больница.
Пока дождался обхода, осмотра и прочего, совсем измаялся. Но терплю, а то б давно, если дышать мог, ушёл куда-нибудь.
Тут зовут, мол, пора, добрый человек, дуй в операционную. Я и «подул». Сижу в кресле операционном, снова жду. Заходит пожилой профессор (это я потом узнал, что он профессор), за ним стайкой студенты, с разным цветом кожи. Профессор мне рот разжал какой-то штуковиной, инструментом стальным перед носом машет, а он острый, и объясняет, что там у меня, и как с этим бороться. Затем суёт инструмент в руки студенту (из Шри-Ланки или Бангладеш, я узнавал, но забыл) и кивает: «Давай, режь!»
Студент ткнулся ножичком (или как там, скальпель называется?), да не получается. Больно, хоть ори, да никак не могу орать. Студент снова ткнул. Не знаю, как получилось, честно! С правой в челюсть. Студент на полу, я в кресле, остальные забегали, профессор как заорёт: «Держите его!».
Те подскочили, притиснули мои шаловливые руки к подлокотникам, профессор чирк лезвием… Ох, мгновенное облегчение!
С недельку лежал в палате, фурацилин, уколы и прочее. Студент тот подрабатывал медбратом, каждый раз просил разрешение пригласить меня в процедурную. Я разрешал, он улыбался и ставил безболезненный укол.
К чему это всё? Я за хирургию. Она хоть и болезненна, но почти мгновенно эффективна.
Подобрали ранней весной кошечку. Оказалось, всю зиму прожила в трубе под дорогой. Отъелась, отоспалась, раскрасавилась.
Серая густая шёрстка, мягкость и интеллигентность в общении, главное – медовые глаза.
В Газни у нашего расположения бензоколонка стояла. Вручную мальчишка качал. Кланялся клиентам, качал, ловил на лету монетки и качал, качал, качал. До позднего вечера, если были желающие заправиться.
Потом украдкой приходил к нам. Его подкармливали, давали мелкий «бакшиш» — подарки: конфеты, сгущёнку, что-то из одежды, «афошки». Он кланялся и брал. Хотели отучить от привычки кланяться, но – нет: кланялся и брал, брал и кланялся.
Малик всегда в серых штанах, длиннополой болотно-серой рубахе, в серенькой тесной жилетке и серой тюбетейки. Но медовые глаза смотрели без заискивания.
Мы улетали вертолётами из Газни, низко-низко делали широкий левый разворот над крепостью. В нависшем над заправкой иллюминаторе видно, как хозяин заправки бьёт Малика палкой.
Серые облака тонкой пыли скрывают всё, только там, вверху, по правому борту в голубизне лучи солнца. Запомнились медовые, широко открытые глаза и беззвучный крик.
В госпиталь с концертом приехала Певица. Актовый зал вместил в себя зрителей раза в три больше расчётного. В первых рядах ребята из хирургии, с ампутированными ногами и руками, кто-то постукивал по полу новенькими протезами, кто-то пытался хлопать единственной ладонью по подлокотнику кресла. Парни из нашего отделения, сидевшие подальше, напрягали выздоравливающие глаза, либо тревожно, напряжённо крутили забинтованными по носы головами, стараясь не пропустить ни звука.
Певица пела долго. Зал ревел от восторга, на сцену летели гладиолусы, хризантемы и астры. Думается, не одни штаны цветочных воришек изорвались о госпитальную изгородь, и клумба у стоявшего неподалёку штаба ТурКВО подрастеряла свой шикарный вид. Певица несколько раз спускалась со сцены, проходила между рядами и совала в руки раненых яблоки, груши, маленькие дыни. По её щекам текли слёзы. Парни смущённо сжимали в руках подарки, старались спрятать кисти рук с обломанными, обкусанными ногтями, стыдливо краснели и хрипло благодарили звезду.
Скорее всего, нынешнее поколение моего сына при вопросе «Знаешь ли ты такую актрису?», пожмет плечами и спросит — «А кто это?»
Прежнее поколение с горечью пожмёт плечами в ответ и скажет — «Талантливая и в своём роде великая актриса!». И наверное будет право. Потому, что Фаина Георгиевна Раневская во всём своём естестве и талантлива и легендарна и удивительна и … одинока.
Она прожила безусловно яркую жизнь и подарила нам много таких же ярких ролей и образов. Но — второго плана. И под всеми этими яркими образами скрывалась сильная женщина, но отчего-то одинокая и беззащитная. Все ее роли были конечно комедийными и комедийными до трагизма. Вспомнить её «Льва Маргаритыча» из фильма «Весна»? И там она вся — такая. Смешная до колик и … снова одинокая и мечтающая о друге рядом.
Читать далее «Немного о Фаине Георгиевне Раневской»Старший лейтенант. Направлен в хирургию. Нет правой ноги. Укрыт по грудь простыней. Руки – поверх. Простыня, проваленная в безногом месте, постоянно пропитывается чёрно-красным, кровь капает сквозь брезент носилок. Лейтенант при памяти, что-то шепчет постоянно, кривится от боли и крутит в руках нательный крестик на цепочке. Это так странно, крестик и офицер, как-то нелогично, неправильно, поскольку религия и Советская армия никак не совмещаются. Не то чтобы уж запрет-запрет, но неприятности вполне вероятны.
Нести старшего лейтенанта тяжело. Остановились передохнуть. Напарник закурил в сторонке. Старлей глазами показал, чтобы я наклонился к нему. «Возьми, — слабо прошептал он, — возьми! Может быть тебя Он спасёт». Выронил из ладони крестик и закрыл глаза.
Позже встретил этого офицера, он хмуро сидел на скамейке в засыпанной осенней листвой аллее. Попытался вернуть крестик, но бывший хозяин резко отказался.
Не сохранился крестик, затерялся где-то. Если бы на шее носил – уцелел бы. А так, перекладывал из кармана в карман. Вот и обронил где-то. Но, кто знает, может, сохранил меня подарок инвалида – старшего лейтенанта.
У нас в Ростове-на-Дону есть зоопарк. Я там правда давно не был, но когда дети были маленькими, заходили и проводили время с огромным удовольствием. Я рос вместе с детьми и со временем стал лучше понимать, что такое содержать животных в зоопарке.
Есть такой английский писатель-натуралист-зоолог, Джеральд Даррелл, который писал про животных замечательные книги. Первая книга, которая была мною прочитана с огромным удовольствием, положительными эмоциями и смехом была «Гончие Бафута». С тех самых пор я представляю себе насколько сложное это дело — содержание зоопарка.
Но и животные платят любовью добрым, хорошим людям. Вспоминаю до сих пор слониху Меланью, жившую долгие годы в Ростовском зоопарке. Как раздражали её взрослые люди, толпящиеся у её вольера. Ну а как? Спокойная, меланхоличная слониха и толпа «приматов» которые кричат, дразнят, ржут (именно ржут), а не смеются. К концу дня, когда она уставала, она хватала покрышку от легкового автомобиля и бросала её в толпу. Или обливала неожиданно толпу водой из корыта. Мокрые «приматы» сразу расходились.
Читать далее «История о «человечности» и любви»Госпиталь жил почти фронтовой жизнью. Каждый день, вернее, по вечерам, от Тузельского военного аэродрома приходила колонна «таблеток»- санитарных машин с красным крестом в белом круге на борту. Из них выгружали «двухсотых» (убитых) и «трёхсотых» (раненых или искалеченных).
Когда пришла пора перейти в команду выздоравливающих, меня прикомандировали в приёмный покой. До поздней ночи мы таскали носилки с телами, причём не всегда понимали, труп лежит на окровавленном брезенте или всё же живой человек. Относили к душевым, там за них брались санитары, раздевали, смывали грязь, копоть и кровь, делали первые перевязки, и мы разносили живых по отделениям.
Когда-то на старом сайте я рассказывал про этот объект. Был он расположен рядом с военной кафедрой нашего ВУЗа, скажем прямо — на территории нашей военной кафедры. К сожалению или счастью уже бывшей. До армии в 1987 году после поступления в РИСХМ я туда не попал, а после армии — не захотел. Но развалины меня впечатлили. Конечно не сравнить её с мельницей в г. Волгограде. Там долго обороняли, пролилось много крови, было много подвигов. Но вот этот кусочек прошлого мне было искренне жаль. Потому, что память. О том, военном Ростове-на-Дону. В центре города осталось например посеченное пулями и осколками здание, которое хотели снести. Но люди встали на защиту и вот вроде оно останется напоминанием о том, страшном времени. А у этого здания заступника нет и вряд ли будет. Ушла в прошлое военная кафедра РИСХМа, да и институт называется по другому. И собственно из института дорос до технического университета.
Я потихонечку переношу старые записи со старого сайта на новый и вот в восстановлении этой публикации застрял. Нужно ли? Впрочем, пусть останется для памяти!
Читать далее «Тени прошлого. Разрушенный во время ВОВ цех Ростсельмаша.»Кормили в военном госпитале вполне прилично. Плюс совсем забытые вилки и чайные ложечки, не говоря уже о белых скатертях и подавальщиках-«официантах» – солдат из выздоравливающей команды.
Ох и дураками же мы были, гордились, что раненым или контуженым полагался на ужин творог со сметаной и сахаром и стакан кипячённого молока. Многие из нас не любили кипячёное молоко, отдавали его всем желающим, а вот творог – нет, лопали сами забытое с «гражданки» блюдо.
Действительно, уход был очень хорошим. Военные врачи, многие с большими звёздами на погонах, относились к нам не как к солдатам, просто, как к пациентам, по-доброму, с сочувствием и благожелательно. Может быть именно потому и мы не допускали каких-то крупных «залётов».
