Рубрика: О жизни

Думаю, что гибкая пластиночка с песнями Майи Кристалинской появилась у нас дома, когда я был вполне повзрослевшим парнем, в 68-м году закончил первый класс.

Заглавная песня пластинки «Лунный камень» была встречена широкой общественностью очень хорошо. На концерте, который проходил и у нас в городе весной этого же года, металлурги аплодировали долго и настойчиво, заставив певицу исполнить шлягер минимум три раза.

Ну а что?! Загадочные слова, космический глубокий голос, музыка, опять же, волшебная. Да супер просто! А тут в универмаге «выбросили» пластинку! Конечно же, не только мой папа, но и многие другие хватанули флекси. Почему нет?!

Читать далее ««Отыщи мне лунный камень… «»

В те годы у бабушки ещё не было телевизора. Телевизоры мало у кого были. Помнится, у нас появился в доме уже с хорошим экраном, не как у того, что через линзу смотреть надо было. Вечерами соседи как в театр приходили, рассаживались на стульях и табуретах и смотрели постановки. 
Впрочем, не о том речь. У бабушки был хороший радиоприемник, с несколькими волнами, с зелёным огоньком.

Летом, все съезжались к бабушке. Сыновья с женами, дочери с мужьями, ну и нас, детей, целая орава.

По определенным дням в затемненной комнате собирались мужики и пацаны, рассаживались полукругом у радио, пялились на зелёный огонёк и слушали футбольный репортаж. Это было просто сказочно! Далёкие футболисты дирижировали нашим собранием. Что-то прокричит сквозь помехи комментатор, и все уже на ногах, прыгают, орут, обнимаются. А то вдруг сидят, нахмурятся, угрюмо почесывают щетину на щеках. И так полтора часа к ряду. Только в перерыве выйдут на улицу, быстренько перекурят, водички попьют и снова к приёмнику.

Мало что понимал тогда, но всегда был рядом с мужчинами. Это было великолепное чувство единения. Мощное.

Детей в семье к концу войны было десять. Дедушка на побывке после второго ранения оказался молодцом. Самая младшая моя тётя в 45-м победном родилась.

Аксай Уральский не был оккупирован. В Казахстан шли эшелоны пленных фашистов. Кто-то из братьев мамы подобрал на железнодорожной насыпи немецкую каску. Долго она служила в хозяйстве. По прямому назначению.

Насадили её на длинный черенок.

Это сейчас вызвал ассенизаторов, приехала машина, шланг опустили в выгребную яму. Дел на полчаса. А раньше! Будку дощатую в сторону и ну черпать. Телегой вывозили. Прошу прощения, конечно, за реализм.

Каска была что надо, емкая, в самый раз.

Чай. Дома всегда его пили. И утром, и вечером. Но так, дежурно, вроде как надо и всё!

У бабушки чувствовалась важность чайного ритуала. Кажется, самовар в центре стола, покрытого цветастой клеенкой, кипел всегда. В любую минуту можно было налить кипяток и охладиться от летнего зноя.
Дедушка проще относился к чаю. В сарае на крюке висел старый, ещё фронтовой, сидор. В нём хранился плиточный чай. Чёрный и зелёный. Днём дедушка пил исключительно зелёный. Вечером и утром — чёрный. Наломает от плитки сколько нужно, бросит в чайник, зальет кипятком и дымит самокруткой, ждёт, когда чай поспеет.

У бабушки всё иначе: пачки чая хранились в специальном холщовом мешке. Там индийский со слонами и краснодарский чёрный байховый.
Дедушка наливал себе полную полулитровую кружку, щипцами колол кусковой сахар, макал его в чай, забрасывал в рот и, обжигаясь, тянул из кружки напиток.
Бабушка же аккуратно наливала заварку, затем из самоварного носика тонкой струйкой цедила кипяток, потом добавляла сливки или молоко. Чай наливался в блюдце. И никакого сахара! Конфеты. Подушечки. В кофейной пудре.
Я никак не мог определиться, какой чай мне больше нравится. С удовольствием швыркал с дедушкой из металлической кружки и зелёный, и чёрный, да с колотым сахаром. Красота! Днём же, пока дедушка на работе, с не меньшим удовольствием тянул чай из блюдца. Кофейные подушечки были прелестны!

Дедушка на фронте был ранен очень серьезно. Осколок рубанул по спине, пробил правое легкое, изуродовал руку. Шрам страшенный. Неаккуратный. Полевая хирургия. Заштопали. Выжил. Уже хорошо. Рука плохо слушалась. Слабо держала. Мне интересно. В бане спрашиваю:

— Деда, а что это у тебя на спине?

— Та, царапина, внучок, за яблоками полез да сорвался. Ты бы сам не ходил в сад. Вместе пойдем…

Указательный палец не гнется. Не помогает палец деду, только мешает видимо. Привык дед, но все равно нет-нет да чертыхнется грустно:

— Анахтэма, зараза!

С досадой переложит топор в левую руку и аккуратно строгает кол, стараясь не задеть слабую правую кисть.

Про неведомую Анахтэму я, увы, тоже не узнал, что за живность такая.

Однако, здравствуйте! Давненько меня не было. Началась весенняя пора — пахота в огороде, море работы, по дому проблемы и заботы. И вот тут решил я — хватит! Пропадает сайт без меня! Один Серега немножко постит, но и ему это может надоесть, как в прошлые разы. А рассказов о жизни и у меня — пруд пруди. Ну что делать, жизнь есть жизнь. Становишься старше и груз за плечами, как говорит мой товарищ Андреев Паша ¨рассыпуха¨ все растет. И решил я рассказать одну историю со смыслом.

История эта произошла в 2017 года, Мы уже год как перебрались в провинциальный, тихий город. Замечательный нужно сказать город — маленький, солнечный, зелёный, уютный, практически одноэтажный. Живи и радуйся!

И соседи замечательные. Друг другу всегда помогают. Нет проблем работая работу какую-либо зайти за инструментом, советом и помощью.

Так и в тот летний день было. Решил сосед, от меня слева начать строиться. Начал под ленточный фундамент копать траншею. Нанял парня уже в возрасте, но тот лопатой как начал махать — в общем быстро дело пошло. А я стал в огороде пахать кусочек земли под посадку чего -то. Мотоблоком. Не руками. А он жужжит гад и не слышу ничего. Тут прибегает сын, говорит — ¨Пап, тебя там дядь Саша зовёт!¨ Ну потушил двигатель — такая тишина настала! Пчёлы, осы, шмели сразу загудели вокруг.

Полюбовался на красоту вокруг, пошёл не торопясь, вальяжно к воротам. У калитки подпрыгивая на месте стоит Саня, сосед мой. В состоянии крайнего возбуждения.¨Пойдём говорит сосед, там рабочий чего-то нашёл, понять не можем, какая то хрень с чугуниной!¨.

Читать далее «Achtung minen!»

Если дедушка ругался даже самыми страшными словами, все равно ругаемый понимал: можно проигнорировать. Поэтому корова Июнька, жеребец Мотька и прочая живность (люди в том числе) согласно кивали головами и продолжали свою жизнедеятельность: ломали плетень, обтирали боками угол хаты-мазанки, таскали яблоки из сада. Да мало ли…

А вот если бабуля хваталась за хворостину и негромко вскрикивала:

— Тоби шо, повылазыло?!

Тут уж вопросов не возникало, где, у кого и что именно «повылазыло».
Июнька отрывала бок от хаты и браво шагала через калитку в стадо. Мерин застывал у телеги в ожидании деда. Куры деловито клевали что-то с земли, мгновенно забыв о пшенице, просыпавшейся из худого мешка. Кот Мурзик замирал у порога сарая с заманчивой щелью между косяком и дверью. А там же не только сметана, колбаска, там же… Но замирал.

Кажется, даже дед замирал, раскуривая самокрутку (так и не привык к сигаретам и папиросам).

Через мгновение Земля продолжала вращаться.

— Хай тоби грэцЬ! — именно так, с большим мягким знаком, именно на это дедушка делал ударение. Ругался. Но не громко. Для порядка. Если, скажем, в темноте в сарае не мог нащупать уздечку на стене или на припечке кисет с махоркой.

А я наслаждался чутким предутренним сном, слушал сонное муканье Июньки, лениво бредущей в стадо, и, вновь засыпая, размышлял: кто ж такой этот самый ГрэцЬ, и в чем он виноват перед моим добрейшим дедом Иваном?!

Как-то раз поехали с папой в гости к родственникам. Отпуск был у папы зимой. Я ещё вольная птица, в школу только осенью. А надо сказать, что из нашего Темиртау до Магадана путь не близкий, поездом несколько суток добирались. Но в поезде весело было, то песни поют, то на гармони играют, то немые разные картинки продают, то на станциях цыганята пляшут, да много чего. К ночи утихомиривается вагон. Все уже напились, кто чаю, кто водки. Лежат на полках, слушают чей-то рассказ. Колёса стучат, вагон качается, тускло свет сквозь матовые плафоны. Так бы ехал и ехал. Но приехали.
    Колыма большая. Магадан тоже. Но нам ещё дальше, в посёлок Б. Туда «только самолётом можно долететь…».

Сели в самолёт. АН-2 называется. Сидим на алюминиевых лавках вдоль борта. Пора бы уж взлетать, но ждём ещё, хоть винт уже давно вращается. Тут открывается дверь, в салон влезает маленький такой человечек в кухлянке и в торбазах, за ним втискиваются четыре оленя. Олени настоящие. Тоже маленькие, плюшевые такие. Но с рогами. Замыкает команду опаздывающих ещё один в кухлянке и торбазах, перед собой толкает нарты.

Так и полетели. Я всё смотрел на оленей, а они на меня, пока не наколдовали сон.

 Проснулся уже в посёлке Б. В аэропорту. Ну, как в аэропорту. Среди снегов, снежищ и начинающейся метели виден дощатый сарай с табличкой Б.

Люди в кухлянках и торбазах оленей впрягли в нарты, на вопрос папы, а где, собственно, сам посёлок, махнули меховыми рукавицами куда-то в сугробы и совсем было собрались умчаться в крупные вечерние хлопья снега, но предложили подвезти. За 10 копеек.

Я с чемоданами ехал в нартах, а папа вместе с аборигенами бежал всю дорогу.

 Я ещё потом удивлялся, надо же, у меня нос чуть не отвалился от мороза, а папа, когда с родственниками обнимался, всё пот утирал с лица. 

 Жаркий край Колыма!