Рубрика: Детство

Знаете, что такое страх? Нет. Даже не страх, а ужас?! Не-е-е-т, вы не знаете, что такое страх и ужас! И не надо знать! А я знаю. Причем в неполные восемь лет познал!

С дедушкой едем на телеге сквозь заброшенный, заросший сад. Август. Деревья ломятся от яблок и груш, ветки аж трещат, свисают к земле.

Дедушка везет воду в огромной бочке в поле, где идет уборка. Народ поить надо. Мне интересно, я же городской. Вот и езжу с дедушкой, надоедаю расспросами.

Дедушка не сердится, отвечает неторопливо. Сворачивает цигарку из газеты, ругаясь под нос, когда махорка просыпается мимо. Телегу потряхивает на колдобинах. Погоняет старую лошадь Ласточку.

Ласточка прекрасна в своей лени. Она спит на ходу. Стоит только дедушке отложить кнут, как Ласточка замедляет ход, роняет несколько пахучих яблок из-под хвоста и замирает. Спит.

Дедушка наконец-то раскуривает закрутку, замахивается кнутом, но Ласточка уже страгивает телегу с места, и мы снова крадемся к далекому полю.

Я слушаю ответы дедушки на свои важные вопросы, сам стреляю глазами по деревьям. О, вот яблоко огромное, красное до черноты! Срываю. Ого, какой мелкий ранет! Пригодится. А это что такое?! Просто какое-то чудо природы!

На ветке прямо надо мной висит Царь-груша. Большущая, аж светится от зрелости, вот-вот лопнет, брызнет соком. Не допущу!

Встаю на бочку с водой, дотягиваюсь пальцами, ощущаю теплую сочность. Поднимаюсь на цыпочках. Есть. Груша у меня. Решаю насладиться прямо сейчас. Подношу грушу ко рту… Мама дорогая! Плод лопается, и из него вываливается куча ос.

Как я оказался в бочке с водой, не помню. Дедушка все расхваливал мою сообразительность, когда оправдывался перед родителями, что не углядел за внуком.

А я ночью вспомнил, что в книжке читал, как пацаны от ос в речке прятались!

Скажите, что означает слово «ашархалище»? Ни яндекс, ни гугл, ни различные словари не дают ответа на этот, смело говорю, животрепещущий вопрос. Не дают и точка!

Именно так, «ашархалищами», с гневной эмоциональной окраской, называла нас, пацанов, соседка бабули, когда мы, то подражая Михаилу Квакину (кто помнит такого героя?), тырили вишни, яблоки, сливы из её сада; то, мгновенно становясь «тимуровцами», таскали воду вёдрами в её же бездонный бак в том же огороде, где только что были «квакинцами». 

Хотя, положа руку куда угодно, беготня с вёдрами от колодца к баку больше вреда наносила. «Ашархалища» одним словом! Не иначе.

Просветит кто-нибудь или всё… амба? Так и останусь в неведении. Горько как-то!

Даже не спорьте! Не тот нынче помидор пошёл. Ой, не тот!
Бывало, раньше у бабушки в огород заскочишь, в бурьянах углядишь крутой красный бок, раздвинешь кусты, двумя руками ухватишь помидорище, скрутишь с плодоножки и к старой яблоне шасть.

Там полочка деревянная прикручена проволокой, на ней солонка с крупной солью.

По пути луковицу с грядки вышибешь, обломком острого ножа вжик-вжик, шелуху в сторону.

А помидор ножом ни-ни, его только ломать надо. На изломе сахарится плоть, спелостью закипает.

В соль и лук, и помидор солью сверху. Хрустишь лучком, в помидор по самые уши вгрызаешься.

Если ещё бабушка вечером хлеб пекла… ооооо… С краюхой ноздреватого хлебушка всё это умять, до вечера сыт будешь!

Только ведь у бабушки не отвертишься: завтрак, обед и ужин по распорядку.

А помидор нынче не тот пошёл, ой, не тот!

Думаю, что гибкая пластиночка с песнями Майи Кристалинской появилась у нас дома, когда я был вполне повзрослевшим парнем, в 68-м году закончил первый класс.

Заглавная песня пластинки «Лунный камень» была встречена широкой общественностью очень хорошо. На концерте, который проходил и у нас в городе весной этого же года, металлурги аплодировали долго и настойчиво, заставив певицу исполнить шлягер минимум три раза.

Ну а что?! Загадочные слова, космический глубокий голос, музыка, опять же, волшебная. Да супер просто! А тут в универмаге «выбросили» пластинку! Конечно же, не только мой папа, но и многие другие хватанули флекси. Почему нет?!

Читать далее ««Отыщи мне лунный камень… «»

В те годы у бабушки ещё не было телевизора. Телевизоры мало у кого были. Помнится, у нас появился в доме уже с хорошим экраном, не как у того, что через линзу смотреть надо было. Вечерами соседи как в театр приходили, рассаживались на стульях и табуретах и смотрели постановки. 
Впрочем, не о том речь. У бабушки был хороший радиоприемник, с несколькими волнами, с зелёным огоньком.

Летом, все съезжались к бабушке. Сыновья с женами, дочери с мужьями, ну и нас, детей, целая орава.

По определенным дням в затемненной комнате собирались мужики и пацаны, рассаживались полукругом у радио, пялились на зелёный огонёк и слушали футбольный репортаж. Это было просто сказочно! Далёкие футболисты дирижировали нашим собранием. Что-то прокричит сквозь помехи комментатор, и все уже на ногах, прыгают, орут, обнимаются. А то вдруг сидят, нахмурятся, угрюмо почесывают щетину на щеках. И так полтора часа к ряду. Только в перерыве выйдут на улицу, быстренько перекурят, водички попьют и снова к приёмнику.

Мало что понимал тогда, но всегда был рядом с мужчинами. Это было великолепное чувство единения. Мощное.

Детей в семье к концу войны было десять. Дедушка на побывке после второго ранения оказался молодцом. Самая младшая моя тётя в 45-м победном родилась.

Аксай Уральский не был оккупирован. В Казахстан шли эшелоны пленных фашистов. Кто-то из братьев мамы подобрал на железнодорожной насыпи немецкую каску. Долго она служила в хозяйстве. По прямому назначению.

Насадили её на длинный черенок.

Это сейчас вызвал ассенизаторов, приехала машина, шланг опустили в выгребную яму. Дел на полчаса. А раньше! Будку дощатую в сторону и ну черпать. Телегой вывозили. Прошу прощения, конечно, за реализм.

Каска была что надо, емкая, в самый раз.

Чай. Дома всегда его пили. И утром, и вечером. Но так, дежурно, вроде как надо и всё!

У бабушки чувствовалась важность чайного ритуала. Кажется, самовар в центре стола, покрытого цветастой клеенкой, кипел всегда. В любую минуту можно было налить кипяток и охладиться от летнего зноя.
Дедушка проще относился к чаю. В сарае на крюке висел старый, ещё фронтовой, сидор. В нём хранился плиточный чай. Чёрный и зелёный. Днём дедушка пил исключительно зелёный. Вечером и утром — чёрный. Наломает от плитки сколько нужно, бросит в чайник, зальет кипятком и дымит самокруткой, ждёт, когда чай поспеет.

У бабушки всё иначе: пачки чая хранились в специальном холщовом мешке. Там индийский со слонами и краснодарский чёрный байховый.
Дедушка наливал себе полную полулитровую кружку, щипцами колол кусковой сахар, макал его в чай, забрасывал в рот и, обжигаясь, тянул из кружки напиток.
Бабушка же аккуратно наливала заварку, затем из самоварного носика тонкой струйкой цедила кипяток, потом добавляла сливки или молоко. Чай наливался в блюдце. И никакого сахара! Конфеты. Подушечки. В кофейной пудре.
Я никак не мог определиться, какой чай мне больше нравится. С удовольствием швыркал с дедушкой из металлической кружки и зелёный, и чёрный, да с колотым сахаром. Красота! Днём же, пока дедушка на работе, с не меньшим удовольствием тянул чай из блюдца. Кофейные подушечки были прелестны!

Дедушка на фронте был ранен очень серьезно. Осколок рубанул по спине, пробил правое легкое, изуродовал руку. Шрам страшенный. Неаккуратный. Полевая хирургия. Заштопали. Выжил. Уже хорошо. Рука плохо слушалась. Слабо держала. Мне интересно. В бане спрашиваю:

— Деда, а что это у тебя на спине?

— Та, царапина, внучок, за яблоками полез да сорвался. Ты бы сам не ходил в сад. Вместе пойдем…

Указательный палец не гнется. Не помогает палец деду, только мешает видимо. Привык дед, но все равно нет-нет да чертыхнется грустно:

— Анахтэма, зараза!

С досадой переложит топор в левую руку и аккуратно строгает кол, стараясь не задеть слабую правую кисть.

Про неведомую Анахтэму я, увы, тоже не узнал, что за живность такая.

Если дедушка ругался даже самыми страшными словами, все равно ругаемый понимал: можно проигнорировать. Поэтому корова Июнька, жеребец Мотька и прочая живность (люди в том числе) согласно кивали головами и продолжали свою жизнедеятельность: ломали плетень, обтирали боками угол хаты-мазанки, таскали яблоки из сада. Да мало ли…

А вот если бабуля хваталась за хворостину и негромко вскрикивала:

— Тоби шо, повылазыло?!

Тут уж вопросов не возникало, где, у кого и что именно «повылазыло».
Июнька отрывала бок от хаты и браво шагала через калитку в стадо. Мерин застывал у телеги в ожидании деда. Куры деловито клевали что-то с земли, мгновенно забыв о пшенице, просыпавшейся из худого мешка. Кот Мурзик замирал у порога сарая с заманчивой щелью между косяком и дверью. А там же не только сметана, колбаска, там же… Но замирал.

Кажется, даже дед замирал, раскуривая самокрутку (так и не привык к сигаретам и папиросам).

Через мгновение Земля продолжала вращаться.

— Хай тоби грэцЬ! — именно так, с большим мягким знаком, именно на это дедушка делал ударение. Ругался. Но не громко. Для порядка. Если, скажем, в темноте в сарае не мог нащупать уздечку на стене или на припечке кисет с махоркой.

А я наслаждался чутким предутренним сном, слушал сонное муканье Июньки, лениво бредущей в стадо, и, вновь засыпая, размышлял: кто ж такой этот самый ГрэцЬ, и в чем он виноват перед моим добрейшим дедом Иваном?!