На перевале дождь, за
ним не слышны завывания муллы. Худое небо и худые овцы фронтовые. На перевале дождь, и остывают миномётные стволы. И время есть чиркнуть вам пару строк, родные. А. Розенбаум. А у нас не перевал. У нас - осень в Ростове-на-Дону. Дождь со снегом, по мокрым улицам лесной запах прелой листвы, перебивающий бензиновую гарь. В Ростове сегодня, 10
ноября 2011 года, типичная ростовская зима: дождь со снегом, лужи, потоки воды с
горы, на которой стоит мой дом, хамье-водители, норовящие дать газу по
лужам и обрызгать прохожих мутью
придорожной грязи. Ноги мокрые. Ботинки
- не библейский ковчег однозначно, потопа
не выдерживают. С мокрого козырька
армейского кепи бегут струйки воды, по
плечам и рюкзаку стучит дождь.
Настроение самое философическое. Однако, пришло
время применить формулу Паши Андреева:
вычесть из Настоящего предполагаемое
Будущее, получив собственное Прошлое.
Это не осенний депрессняк. Шаг вполне
солдатский, размеренный, в такт
неторопливым мыслям. Возвращаюсь на 22
года назад. Неужели это было со мной?
Память услужливо выуживает старые файлы-кадры, где уже
потускневшие перевалы, горные
вершины, вот такой же дождь со снегом и
пронизывающий ветер на грязных ледниках. Серега Скрипаль десяток лет назад написал
чудную миниатюрку "Бессонница". С тех
пор прошло много лет. Ушло острое ощущение
одиночества. Накатывает образ Старого
Пса из советского мультфильма «Жил был
пёс». Как-то там: «И зажил пёс по-старому,
даже лучше, забылись старые обиды....». На мосту посреди толкающего в спину ветра останавливаюсь, задираю голову вверх, к тучам. Пытаюсь поймать ртом снежинку. Из проезжающих мимо грязных машин, через грязные стекла удивлённо-презрительно смотрят театральные маски. Так же, ртом, я ловил на перевале Чёртового моста комки чистого снега, летящих с белоснежных вершин. Но вместо снега с козырька фуражки в рот льётся струйка дождевой воды. Отплёвываюсь, иду дальше. Правая нога мозжит — нет сил. После долгого перерыва без машины натрудил ногу. 42 года, 105 кг прерасно отожранного вкусным и домашним тела. Не мальчик! Ногам так удобно, когда в машине, тепло, и за стеклом проплывают вымокшие улицы, дома, скорчившиеся мокрые пешехода, сбившиеся в стайки под призрачной и прозрачной защитой уличных остановок. Вчера утром отвел младшего в садик. Отвёл - мягко сказано. «Пап, хочу на шею!» Всего-то два километра прошагать до садика. Мне, которому двадцать лет назад горы-не горы, да и море по колено было. Вес сынишки воробьиный — двадцать два килограмма. Ухмыляюсь, вспоминая вес станка «Утёса» или АГСа. Или миномётной плиты. Что приходилось таскать на маршах? В горах? Что я там только не таскал. Роднит то, что точно так же по капюшону горки и с козырька кепки лились струйки дождя и вальсировали снежинки. Серега написал: «Почему
мне так хочется оказаться там, двадцать
лет назад. В горах. В песках. В Афгане.
Чтобы дождь холодными струями лился за
воротник бушлата, а руки грел студёный
автомат». Мне 42 года и мне все еще
хочется... Подняв задницу с автомобильного
кресла под дождем доказать себе, что
еще могу... Черт, как же болит нога! Совсем
как тогда, когда... мне было двадцать.
Спину гнул проклятый станок, плечи
давила РДшка с БК. И точно так же нужно
было идти с подвернутой, распухшей
ногой. Кажется, вот, здесь центр города. Но
кому ты нужен?! Нужно идти, как и тогда.
Ну и похромали. Вспоминаю шутливое
прозвище - «маршал Охромеев», которым награждал обезноживших
бойцов командир.
Поднимаю левую руку к глазам. За каплями
не видно часовых стрелок совсем как
тогда на всепогодных, трофейных "Сейко".
Устало протираю циферблат своих
сегодняшних, всепогодных, но не трофейных "Касио"... Черт! 34 минуты в пути. Однако... Мельтешат в голове образы. Почему-то вспоминается прочитанное у Джека Лондона. Большинство сюжетов. Человек, путь, чахлое и серое вокруг. Только мой путь всего восемь километров, чуть больше часа, с философической придурью в голове. Оказывается, когда едешь в машине, не до философий — мозг занят. Идешь пешком - совсем другой коленкор. Льет дождь, его капли сбивают редкие кружащиеся снежинки. Вспоминаются друзья, открытые, честные улыбки, радующиеся тебе. Их дома, наполненные особенным теплом. Под промокшей курткой, где-то, где под частоколом рёбер пульсирует горячий мешочек с кровью, становится еще теплее. Не передать это чувство. Живем друг от друга далеко. Встречаемся редко. Но в голове возникают отрывочные, очень четкие картинки. Трасса. Бегут навстречу грузовозы, раскачивая мою машинку встречным напором воздуха. Нога сама давит газ, хочется доехать быстрее туда, в тепло, где любят, ждут и помнят. Картинка: ворота, стоят они. Улыбаются. Объятия, отдающиеся в затекших от дальнего пути ногах и спине. Обед, снова улыбки, разговоры, их голоса, лица. Баня, пар, веники, смывающие усталость с тела. Наконец, ночь. Ужин, разговоры, родные лица. Выхожу на крыльцо дома в темень и холод. Ежусь от леденящего ветра и темноты с огоньками поселка. А еще от предвкушения. Поворот, и ты уже в комнате, полной дружеского тепла и уюта. От накатившего тепла уже не так болит, и не так устал. Поворот, поворот, и я уже у офиса. Философия уходит, оставив место прагматизму дня. Счастья вам, ребята! И не болейте. Я вас всех люблю! |
Старческие брюзжания >