Голоса у меня никогда не было. В смысле так-то он всегда был, а чтобы песни петь для народа, так нет. Ясное дело, что если там под гитару, у костра, в нетрезвом состоянии, сразу появлялся голос для пения, а для приличного общества не-а. Гитара-то ещё звучала, а голос - нет. Руководитель нашего ВИА, добрейший человек, по-доброму так говаривал, мол, заткнись. И всё! Да я и не лез в солисты, так, по-мелочи подпевал пацанам, но не в микрофон. Ни Боже мой! Как-то на уроке пения, я рассказал об этой песне. Всё. Тут моя карьера солиста пошла резко в гору. Учитель пения доложил куда следует, и на очередном пионерском сборе, когда вся школа в каре, горны и барабаны, букеты и галстуки, педколлектив и пионерия в едином порыве приготовились слушать о Надежде Курченко от вновь прибышего карузы, то есть меня, если кто не понял. Баянист жахнул вступление, Очень достойно и красиво рванул меха и нажал на кнопки. Я тоже жахнул, ну, почти жахнул. Слабовато получилось. Ерундово, если честно. Серенько, с петухами по верхам. Однако, песня обязывала. Я допел, дострадал. Хорошо хоть не освистали. Даже жиденько похлопали под руководством директора школы. |
Старческие брюзжания >